Ирена Оганджанова: Тбилисские сны
"Женщины, красота и счастье в мелочах"
Photo by Katarzyana Majewska
Сразу после цветочной лавки вниз по Меликишвили в самом центре Тбилиси прячется таинственный подвал. Его вход по вечерам скрыт от прохожих железными воротами, но днем стеклянные двери дружелюбно распахнуты.
Пройдя внутрь, вы окажетесь в месте, напоминающем винный погреб. Аркообразные кирпичные своды и стены, бетонный пол и эхо – это Hermit Space, пространство, которое объединяет творческих людей Тбилиси.
Фотографы могут поделиться здесь своими снимками, театральные классы могут устроить перформанс, но я пришла не за этим.
На кирпичных стенах под пристальным светом прожекторов висят работы Ирены Оганджановой, экспозиция "Тбилисские сны". Я зашла в безлюдный зал, и возникло ощущение, что мое появление прервало оживленную беседу обитателей картин.

Женщины всех размеров и форм: нарядные с бусами и в скромных одеждах, беременные и облаченные в фату, голые и купающиеся в воде, казалось, секунду назад увлеченно обсуждали что-то (или кого-то). Совершив увлекательный обход, я увидела Ирену.

Затянутое поясом черное платье в пол, темная приталенная дубленка, длинные распущенные волосы. Мы поздоровались, и первое, что она спросила, прищурившись:
"Вы не против, если я буду курить?"
Настоящая тбилисская женщина.
Мы сели, и в ожидании моего вопроса она достала первую сигарету из металлического портсигара.
— Скажите, пожалуйста, вы работаете над живописью по вдохновению?
— Нет, если будешь ждать вдохновения, оно может появиться раз в несколько лет. Это трудно объяснить, но я просто смотрю на пустой холст. Я смотрю на него день, два, и потом приходит какой-то образ. То есть ты вдохновение вызываешь, ты его призываешь.

А если будешь просто так сидеть: "У меня вдохновения нет, я не могу работать", можешь год просидеть. Что значит "ждать вдохновения"?

Как-то я не понимаю людей, которые сидят. Ты его должен призывать, хотеть, чтобы оно пришло, а это очень сложный процесс – ты должен настроить себя, свою антенну куда-то, и оно придет. Хотите назовите это медитацией, хотите по-другому. Ты просто настраиваешься. Там есть своя жизнь, она инакова от нашей 3D-жизни. Они не имеют объема, они в плоскости, но в плоскости со своим настроением, со своим характером.
Сигарета в ее руке дымилась, и сказанные Иреной слова можно было посчитать по количеству упавшего на пол пепла.
А когда вы вызываете вдохновение, скажем так, намеренно, это не отдаляет картину от чего-то творческого?
— Нет, потому что, когда приходит какой-то образ, ты начинаешь с ним общаться. Доходит до того, что этот образ начинает с тобой разговаривать. Ты чувствуешь его настроение, и ему это нравится. Я понимаю, что это вполне шизофренически звучит, но это какие-то живые волны, не знаю, как это называется. Ну, это правда существа.
Кекел-Сона
Вот у меня здесь, например, экспонирована однаработа, Кекел-Сона она называется. Ну, мы просто стали подружками! Я серьезно говорю, без преувеличения. Она очень общительная, у нее есть потрясающее тбилисское чувство юмора, просто потрясающее. О чем мы только с ней не болтали!

Говоря о своем персонаже, Ирена улыбается и мечтательно закрывает глаза, будто вспоминает подругу детства.

То есть, когда ты находишься в процессе творения картины, ты соединяешься со своим персонажем настолько глубоко, на каких-то очень тонких планках с ним соединяешься, что это не переходит рамки. К тебе такое вдохновение приходит от этого всего.

И в процессе ты начинаешь кайфовать, в процессе ты соединяешься, в процессе у тебя создаются такие вибрации. Они пришли в процессе, а не от того, что ты сидел и ждал.
Детали
Осматривая работы в ожидании нашей встречи, я обратила внимание на особенно трепетно выведенные узоры на коврах и шторах, бусины на украшениях, складки на подушках.
— Почему для вас важны детали?
— Знаете, можно, наверное, сказать так: я еще театральный художник. И когда ты работаешь над спектаклем, очень важно не пропустить важные детали. Вот как костюм должен создаваться. Ты должна уловить самую важную деталь, которая будет характеризовать именно этого персонажа.
— То же самое, наверное, передалось из театрального искусства мне в живопись. Я считаю, что раскрыть историю образа мне помогают детали, по-другому не получится. Потому что, в зависимости от того, какой характер ты рисуешь, будет зависеть уже то, как он одет.

Как люди, мы все такие. Кто-то одевается так, серенько, он не хочет выделяться. Кто-то наоборот – очень пафосно. Почему? Потому что в его внутреннем мироощущении, условно говоря, есть красный цвет, а у кого-то – ярко, а тут – в желтом настроении. То есть, через детали ты помогаешь раскрыть образ. Поэтому, когда мне говорят, "в твоих персонажах есть истории" – это для меня комплимент.
То есть в жизни тоже детали очень важны, а за ними что-то кроется?
— Заходим мы в чей-то дом. И бывает такое, что, дом не отличается богатством, но там есть что-то такое, что тебе нравится, ты хочешь там сидеть. Почему? Потому что там есть какие-то детали, которые тебя притягивают: детали уюта, да.
В деталях очень много скрыто. Человек, допустим, абсолютный прагматик, не может в своей квартире иметь детали, связанные с романтикой, наверное.

У него будет что-то с четкими линиями, с лаконичными какими-то цветами и все. То есть, ты через детали очень много можешь понять о человеке, через детали одежды, через детали интерьера квартиры, через жестикуляции. Любые детали – это часть образа.
Правую руку Ирены обвивает металлический браслет-змея золотистого цвета. Не все его пружинки закручены вокруг запястья, поэтому, когда она жестикулирует, пружинки жестикулируют вместе с ней.
Баня
— На выставке я насчитала не меньше пяти работ, посвященных бане. Это какое-то особенное место для вас?
— Исходя из концепции, в которой разработана моя выставка, да.

У концепции моей выставки есть несколько слоев:

Верхний слой: показан наш город – Тбилиси. С такими традиционными взглядами (хотя я никоим образом не хотела преднамеренно делать историческую иллюстрацию нашего города) баня – неотъемлемая часть Тбилиси, серная баня – это его феномен.

Во втором пласте идет речь о красоте женщин.

Если вы обратили внимание, у меня мало персонажей, чья внешность близка к стандартной красоте. У них есть куча изъянов, как в каждой женщине. Каждый из нас имеет свой маленький изъян, который создает нашу особую типажность.

Ты заходишь в баню, ты скидываешь с себя предмет стыда – одежду, и ты в этой бане преподносишь себя всем окружающим глазам. Несмотря на то, что у кого-то попа побольше, чем в классическом понимании, у кого-то целлюлит, у кого-то ножки толстенькие – в этом и есть красота.

То есть, я хочу сказать, что красота не должна быть зажата вот в эти наши рамки. Я за то, чтобы люди не боялись свою индивидуальную красоту показать. Потому что, когда есть стандарты – это всегда коммерция. Нам диетологи сказали: вот, хорошо быть худой. У диетологов появилось очень много клиентов. Пластические хирурги сказали, что третий размер груди – это офигенско, а то, что меньше или больше – не есть правильно. Все пошли к пластическим хирургам, и так далее.

Я хочу сказать, что женщина со своими якобы изъянами, то есть с теми инаковостями, которые не входят, вот в этот узкий стандарт, который нам навязан, она очень красивая! Она не должна комплексовать! А баня – то место, где она, в моих картинах, абсолютно обнажена и демонстрирует миру свою красоту.
— Вы сказали, что баня – место, где нужно о сбросить с себя стыд в виде одежды, а на других картинах у девушек оголена грудь, хотя другая одежда, другая форма стыда на них присутствует. Почему именно грудь оголена – это символ открытости к миру?
— Второй пласт концепции моей выставки заключается в том, чтобы показать не только красоту, но и саму женщину.
Женщина является абсолютно бездонным существом. Вернее, даже не только женщина, а любая самка: кошка, собака.
Смотрите, мы получаем энергию от Вселенной через, допустим, солнце, получаем энергию солнца – нам хорошо, получаем энергию воды – пьем воду, мы умрем без энергии воды. и получаем энергию земли – едим продукты, и так далее. И самка новую жизнь своего вида, подвида: человек, кошка, она же кормит. То есть она свою энергию передает через что? Через грудь. Это такая ода женщине.

Она кормит эту жизнь и до рождения, пока ребенок в утробе, она же кормит своей энергией, просто это сложно нарисовать. Ирена смущенно улыбается. Поэтому я показала это через великое кормление, через вот эту деталь. И поэтому обнаженная грудь у меня присутствует.



Pregnant
Кекел-Сона
— Можем мы познакомиться с Сонечкой?
С Кекел-Соной! – подняв указательный палец, поправила меня Ирена.
Подняв тонкие брови, Сонечка или Кекел-Сона держит в руке веер и свысока посматривает на нас.
Kekel-Tina and Kekel-Masha
— Она – первая кекелка (на тбилисском сленге что-то вроде легкомысленной кокетки, зачастую неумная мещанка и ханжа, - прим. ред.), потом пришла Кекел-Тина, потом – Кекел-Маша. Соня была первая и каждую следующую кекелку она заценивала.

Она у меня уже на стене висит, такая готовенькая, а я там над другой кекелкой работаю, и она цокает, закатывает глаза.

Чтоб вы знали: настолько она ревновала, что мне пришлось пририсовать ей новые детали. Потому что она сказала: "Что значит, у них там столько, а у меня нету? Значит, ты меня не любишь?!"

Ирена протягивает букву "ш", вскидывает бровь, ставит руки в боки и так точно передает мимику и повадки этой девушки с картины, будто и правда видела и слышала ее вживую. В разговоре наступила пауза. Зал с приглушенным светом заполнила тишина. Мы вместе с Иреной рассматривали ее картины.
— Вы не устраивали выставки до этого, потому что не чувствовали, что пришло время?
— Я не была готова, потому что моя позиция такова: выставка должна о тебе что-то сказать. Делать какую попало я не хотела. Поэтому ждала момента, когда пойму, что сделала что-то, дошла до какого-то этапа, где можно поставить хотя бы точку с запятой. Продемонстрировать публике и посмотреть, какова будет реакция, чтобы потом уже идти дальше.

Сейчас я почувствовала, что нашла что-то свое, оригинальное. У меня было очень много экспериментов в жизни: пробовала себя в разных техниках, в разных стилях. Меня заносило, даже не знаю, откуда куда. Все время искала, искала, искала и вот к чему пришла. К тому, что было рядом, самое близкое физически и ментально, вот к этому я и пришла. Давала круги, а то, что нужно было, – было совсем рядом со мной.


— Если быть конкретнее, то "самое близкое" – это об оде женщине?
— Об оде женщине, о моем городе, потому что я же все это показала только через призму Тбилиси. Хотя все, о чем я говорила, может относиться к женщинам по всему миру, я показала именно через призму Тбилиси – потому что эта культура близка, это очень родное. Вот я сама живу в старом городе. Обожаю все эти старые истории. Через глаза моего города я и говорю.
Как только художница стала рассказывать о Тбилиси, у нее зажглись глаза. Она снова расплылась в улыбке, ведь в этом городе работает правило "счастье в мелочах", и об этом тоже повествует выставка Ирены.
— Третий пласт концепции выставки – это вопрос: что такое счастье?
Смотрите, в массе картин у меня есть очень бытовые детали, очень бытовые сюжеты.

Сидит большая семья и ест арбуз. Первый арбуз в сезоне вышел, вот они все собрались вместе его кушать. Или, допустим, Маргарите какой-то поклонник подарил новые красивый туфли. Или же роскошные дамы примеряют новую французскую моду, которая зашла в Тифлис. Мама купает своего новорожденного ребенка.

Вот такими бытовыми деталями я хочу показать счастье.


На самом деле из таких очень маленьких, негромких, даже тихих моментов все состоит. Это и есть основа, вы понимаете? Когда все здоровы, когда все живы, когда ты дышишь воздухом.

Я обратила внимание, что когда люди заходят в пожилой возраст, они начинают вспоминать свою жизнь, и, в основном, это все связано с их молодостью, со средними годами. И посмотрите, о чем они вспоминают особо тепло – о вот этих маленьких якобы незначительных вещах, якобы незначительных моментах.

Софья Демина
Made on
Tilda