«Зачем до Гори?»
Артем Шевченко
~
Артем Шевченко давно изучает историю войн и конфликтов, делает об этом документальные фильмы. Сейчас он служит в Вооруженных силах Украины, в одном из подразделений Минобороны. 15 лет назад, будучи военным корреспондентом одного из самых популярных телеканалов «Интер», он отправился в Грузию и провел неделю в зоне конфликта, в том числе Цхинвали. Шевченко удалось снять и показать беспрецедентно высокие для ВВС РФ того времени потери в воздухе от грузинских ПВО. А также поговорить в Тбилиси с попавшими в плен российскими пилотами стратегического бомбардировщика Ту-22.
~
«Мы журналисты, не шпионы»
Я интересовался регионом, в частности Грузией, давно. Знал историю конфликтов: и абхазского, и осетинского, и чеченского. Я ездил в командировки, если в стране происходили важные события, а их там было много. Важные, в том числе и для безопасности Украины. Отслеживая ситуацию, я видел, что к середине лета 2008 года ситуация в Южной Осетии начала накаляться: участились обстрелы, провокации. |
08.08.08 – такая запоминающаяся дата, возможно, и символическая. Наш общий агрессор любит символические цифры. Как раз закончилась Олимпиада в Пекине, и Россия начала эту захватническую войну. Я тогда работал на одном из ведущих украинских телеканалов, мы быстро собрались и вылетели первым рейсом Киев-Тбилиси. Мы прилетели в Тбилиси вечером в пятницу 8 августа.
Приехали в Гори уже глубокой ночью – город был наводнен войсками. Это были, главным образом, резервисты из Национальной гвардии Грузии. Их свозили на наших желтых «богданах». Экипированы они были весьма сносно, если не считать отсутствия у большинства солдат бронежилетов. Переночевав в захудалом отеле «Интурист», рано утром в субботу 9 августа мы выдвинулись к Цхинвали.
Путь из Гори в Цхинвали – это каких-то 40 км по прямой дороге, пролегающей через грузинские села. Эргнети – последнее из них. Перед ним справа от дороги, по сути, глубоко на грузинской территории, – российский миротворческий пост: несколько БМП и около взвода личного состава. Его так никто и не тронул за дни войны. Миновав пост, мы припарковались в стороне от дороги под прикрытием вагончиков, оставшихся тут еще со времен старого базара. Встретили пару коллег из Russia Today. Те рассказали, что шляться вокруг небезопасно, в брошенные села периодически залетают снаряды и мины, в городе – бои. Пару часов шляемся в зарослях на окраинах Цхинвали и вдруг натыкаемся на некое подобие «растяжки». Идущий впереди Саша Моторный замечает практически невидимую нитку на уровне ниже пояса поперек дороги. Проверять, что это на самом деле, мы не стали: аккуратно пролезли под ней и были таковы. |
Возвращаясь в Гори, получаем информацию о бомбежке города российскими самолетами. На въезде сворачиваем к тому месту, откуда валит густой дым: четыре многоэтажки объяты пламенем, погибших и раненных уже увезли. За стеной прячутся грузинские гвардейцы. Они и рассказывают: главной целью стал расположенный рядом танковый батальон. Четыре соседних пятиэтажных здания, как их здесь называют – «корпуса», были разбомблены, как говорится, за компанию. В горящей танковой части начинают взрываться боекомплекты – грохот стоит такой, будто бы идет настоящий огневой бой. Осколки разлетаются на сотни метров вокруг. С утра в воскресенье 10 августа узнаем, что Цхинвали отбит российской армией. Решаем проверить. Долго думаем, но потом приходим к решению: останавливаемся там же, где и вчера, идем аккуратно в направлении осетинской стороны, внимательно смотрим по сторонам. По дороге останавливаемся возле того же российского миротворческого поста. Там – фотографы Reuters. Угощаем российских солдат куревом, общаемся. Они рассказывают, как ночью грузины выходили из Цхинвали: бронеколонны остановились прямо возле поста, начали маневрировать техникой, россияне заняли боевые позиции, но никто огонь не открывал. |
Едем на нашу исходную точку. Оставляем Вано за прикрытием все тех же вагончиков и начинаем движение по дороге по направлению к Цхинвали. На грузинской территории уже два брошенных армейских грузовика. Вчера, что интересно, был только один. Кузова побиты осколками, окровавленный разгрузочный жилет и каска грузинской униформы валяются на дороге. Вокруг тишина, ни одной живой души. Подходим уже к бетонным блокам с надписью краской «Осетия» и видим впереди движение танков с белой лентой на антенне. - из фронтовых записок Шевченко. |
Мы опрометчиво подошли к линии разграничения, там, где стоял югоосетинский блокпост. Нас издалека увидел осетинский солдат. Держа нашу группу из двух журналистов и двух операторов на прицеле, он поманил нас рукой и закричал: «Идите сюда, идите сюда!».
Нам ничего не оставалось делать, как идти к врагу. Хоть мы и не были прямыми участниками конфликта, мы понимали – ждать чего-то доброго от них нельзя.
Нам ничего не оставалось делать, как идти к врагу. Хоть мы и не были прямыми участниками конфликта, мы понимали – ждать чего-то доброго от них нельзя.
«Всем – к стене! Телефоны и все из карманов – на землю!» – командует позвавший в гости ополченец. «Началось», – подумал я. «Мы журналисты, не шпионы», – робко пытаемся успокоить осетин. «Да мне по х…!» – он уже переходит на крик и снимает автомат с предохранителя. «Все из карманов на землю!» Мы опустошаем наши карманы и кладем на землю нашу аппаратуру. Убедившись, что у нас ничего военного нет, боец как-то незаметно меняет гнев на милость и соглашается провести нас в город, предупредив – телефоны выключить, батареи вынуть. Узнав, что мы из Киева, мечтательно вспоминает: «У меня первая женщина – киевлянка!».
Он представился Игорем, рассказал, что служил в учебке в Десне, с тех пор эта война у него пятая. Он говорит, что уже рассматривал нас в прицел автомата, хотел стрелять, но потом удержался. «Если бы вы поехали не ко мне, а от меня – я бы открыл огонь. Особенно по тебе, – он показывает на мой американский бронежилет, трофей из Ирака. – Не носи такого военного цвета, покрась в другой, твои буквы TV, наклеенные изолентой, не видно ни фига».
Он представился Игорем, рассказал, что служил в учебке в Десне, с тех пор эта война у него пятая. Он говорит, что уже рассматривал нас в прицел автомата, хотел стрелять, но потом удержался. «Если бы вы поехали не ко мне, а от меня – я бы открыл огонь. Особенно по тебе, – он показывает на мой американский бронежилет, трофей из Ирака. – Не носи такого военного цвета, покрась в другой, твои буквы TV, наклеенные изолентой, не видно ни фига».
Мы идем с проводником вниз по дороге и слушаем его довольно содержательную болтовню: о том, что если бы грузины не сдали Цхинвали, осетины ушли бы в леса и начали партизанскую войну; о том, что тут все под ружьем, даже на свадьбу идут в камуфляже; о том, как ошибся Саакашвили, начав массированный обстрел Цхинвали с мирными жителями; о том, что на подмогу осетинам приехали до 40 тысяч добровольцев с Северного Кавказа и о том, что все они пойдут до Гори. Спрашиваю: «Зачем до Гори? Месть?» «Почему месть. Это политика. Раз мы в нее впряглись, значит так тому и быть». - из фронтовых записок Шевченко. |
«Мочить вас, сук, надо!»
Далее все было достаточно драматично. Нас повели в город, в КГБ Южной Осетии. Меня удивило, что здание было не поражено, в то время как рядом стоящие здания были существенно разрушены. Нас никто не конвоировал, это было такое сопровождение. Мы какое-то время стояли на крыльце, курили, общались. Никто не понимал, что с нами делать, кто мы такие и как дальше вести себя с нами. И тут появился русский офицер. Я хорошо его запомнил. Молодой парень, такие яркие рыжие волосы. Он давал распоряжения. Рядом стояли мы и группа осетинских солдат из 5-7 человек. Агрессии не было, все просто ждали команды, что с нами делать.
Тут подходит этот офицер, смотрит на нас и видит, что мы – журналисты. Думая, что мы журналисты российских СМИ, он по-доброму к нам обратился:
Тут подходит этот офицер, смотрит на нас и видит, что мы – журналисты. Думая, что мы журналисты российских СМИ, он по-доброму к нам обратился:
- Офицер:Ну что, ребята, как дела? НТВ уже вроде уехали?Шевченко:Может и уехали, мы не знаем
- Офицер:А вы кто?Шевченко:Мы – украинские журналисты.
Он опешил от того, что украинские журналисты делают на территории югоосетинского КГБ, стоя абсолютно спокойно и покуривая сигареты. Его благодушие сразу же сменилось агрессией. Он начал отдавать осетинам громкие быстрые команды, матерясь. «Лечь, на землю, обыскать!». Нас положили на землю, обыскали, заковали в наручники и повели по кабинетам КГБ решать, что с нами делать. Нас допрашивали по отдельности. Главная цель – установить наши личности, как мы очутились здесь, что делали. Нас сразу приняли как представителей врага. Но врага не с военным оружием, а с информационным. Забрали у нас все телефоны, все видеокамеры.
Меня допрашивал пожилой седой осетин. Задавал вопросы, некоторые из которых для меня были смешными.
Меня допрашивал пожилой седой осетин. Задавал вопросы, некоторые из которых для меня были смешными.
- Офицер:На какой частоте и по каким параметрам вы выходите на спутник?Шевченко:Не знаю, я просто передаю видео.
Он думал, что я должен знать эти детали и они имеют какую-то военную ценность. Проходивший мимо молодой боевик-осетин достал нож, подставил к моему горлу и сказал: «Мочить вас, сук, надо!». Пожилой дознаватель одернул очень убедительно по-осетински молодого человека. Мол, убери нож, что ты тут показываешь свою молодецкую удаль. И в этот момент я услышал за окном одиночный выстрел. И тишину до и после него. Мысль, конечно, была плохая. Может нас по одному выводят и тихо там расстреливают. Но страхи, к счастью, оказались преувеличенными. В итоге все закончилось благополучно. Нас отпустили, оставили один телефон для связи и повезли на бронетранспортере, полном вооруженных осетинских боевиков, назад, на блокпост. Цхинвали буквально на наших глазах наполнялся подразделениями российской армии. Бронетехника, БМП, солдаты шли пешком… Это был такой вход частей и разного рода подразделений 58-й армии в Цхинвали. Они вели себя как победители. Были достаточно самоуверенные и веселые даже, можно сказать.
Незадолго до того, как нас привезли назад, там стрелковым оружием расстреляли джип, принадлежавший, как потом оказалось, турецкой съемочной группе. Кто-то был ранен. Журналисты пытались проделать маршрут сближения с крайней передовой позицией по основной дороге. Осетинские боевики, которые стреляли по ним, не понимали, есть ли там пассажиры. Они боялись, что это может быть какая-то диверсионная группа.
Вы никуда не пойдете, потому что впереди кто-то есть, а мы не понимаем, кто. Поэтому ты идешь один, чтобы проверить, кто там. Потом расскажешь нам. Если убежишь, этих троих расстреляем, – сказал мне один из молодых осетин.
Мне соорудили что-то типа белого флага, я несколько раз ходил туда-обратно по дороге и рассказывал осетинам, что там нет никаких вооруженных людей. Эти хождения через линию фронта очень хорошо отложились в моей памяти.
Обратно мы шли вдоль дороги пешком. Шли долго. Потом нам удалось выйти на связь с водителем, который выехал из Гори. Пока мы его ждали, попали под авиаудар. Заметивший нас самолет пикировал и ударил не в остановку, за которой мы спрятались, а в поле. Рядом находился блокпост российских миротворцев и, возможно, он сделал демонстрационный удар, а может лишь случайно не попал в цель.
Обратно мы шли вдоль дороги пешком. Шли долго. Потом нам удалось выйти на связь с водителем, который выехал из Гори. Пока мы его ждали, попали под авиаудар. Заметивший нас самолет пикировал и ударил не в остановку, за которой мы спрятались, а в поле. Рядом находился блокпост российских миротворцев и, возможно, он сделал демонстрационный удар, а может лишь случайно не попал в цель.
По приезде в Гори мы осознали, что нам удалось выйти из вражеского плена живыми. Поняли, что враг намного сильнее. У нашего водителя сын служил, занимался чем-то вроде радио-технической прослушки. И по его оперативным данным, нужно было уходить из Гори, так как российские войска намерены захватить город. А второй раз попадать в плен нам не хотелось. Мы вернулись в Тбилиси. Через неделю после того, как я приехал, после большого митинга перед парламентом в Тбилиси, когда приехали несколько президентов, ощущение было одно – к сожалению, Грузия проиграла очередную свою войну. Она, наверное, и не могла не проиграть, если мы оцениваем военные потенциалы России и тогдашней Грузии. Хоть на тот момент грузинская армия и была достаточно качественной и сильной по сравнению с ранними временами. К сожалению, этого потенциала не хватило, чтобы удержать Цхинвали и вообще противостоять такому серьезному противнику, как 58-я армия ВС РФ и авиация. |
Потери в воздухе
Большие потери в воздухе – то, что отличало эту короткую войну. Нам удалось снять, как ракета попадает в хвостовое оперение российского штурмовика Су-25. Она не уничтожила самолет, но выбила несколько осколков в хвостовом оперении, повредив его. Это сейчас на телефонах можно все заснять, но тогда снять такое попадание на фоне интенсивных боевых действий в воздухе стационарной камерой было очень тяжело. Нам это удалось.
Россияне вели себя в воздухе очень уверенно, беспечно, думая, что у грузинской армии совсем нет систем ПВО. Они были и сделали свою работу. Очень рад, что к этому причастна Украина в том числе. Это были украинские ракетные системы. Возможно, даже украинские операторы, которые управляли этими комплексами. То, что наш общий враг тогда понес ощутимые потери в воздухе, – было успехом, неожиданным для врага.
Россияне вели себя в воздухе очень уверенно, беспечно, думая, что у грузинской армии совсем нет систем ПВО. Они были и сделали свою работу. Очень рад, что к этому причастна Украина в том числе. Это были украинские ракетные системы. Возможно, даже украинские операторы, которые управляли этими комплексами. То, что наш общий враг тогда понес ощутимые потери в воздухе, – было успехом, неожиданным для врага.
Уже в госпитале в Тбилиси мне удалось пообщаться с двумя тяжело раненными, но оставшимися в живых русскими летчиками. Это был полковник Игорь Зинов и майор Вячеслав Малков. Зинов был командиром экипажа фронтового бомбардировщика Су-24, а Малков – штурманом, единственным оставшимся в живых из экипажа сбитого стратегического бомбардировщика Ту-22 М3. Этот большой стратегический бомбардировщик относится к классу дальней стратегической авиации. Потеря того самолета считается боевой. Сейчас как раз-таки эти бомбардировщики являются для Украины наибольшей и пока что непреодолимой угрозой. С дальнего расстояния, не входя по сути в воздушное пространство Украины, они запускают смертоносные ракеты разных модификаций.
Вот такой «стратег» тогда залетел на территорию Грузии и был сбит украинской ПВО. Когда я общался с ранеными русскими летчиками, они отдавали должное системе ПВО Грузии. Майор Малков тогда сказал, что такого стратегического бомбардировщика России до сих пор не сбивали.
По нашим оценкам, было сбито около 20 самолетов и летательных аппаратов. По признаниям россиян, они потеряли 5-7. Правда, может, где-то посередине. Но факт, что воздушные силы РФ понесли серьезные потери во время этой короткой войны из-за своей беспечности, из-за традиционной недооценки противника, к которому она вторглась.
«Если не выстоим, мы – не последние»
Но Грузия все же проиграла очередную свою войну, таким было ощущение. А Россия это использует по максимуму в пропагандистских, политических и военных целях. Сразу же после этого контроль россиян в тех районах, которые Грузия медленно брала под свой контроль, увеличился. Было понятно, что российская военщина, российская агрессивная политика получила свою победу. Это зло наполнилось кровью и восприняло это как руководство к действию. Тогда я анализировал все эти эпизоды с реальными угрозами нашей жизни. Я бывал на многих войнах, но тогда подумал: хватит. Следующая война будет, если только своя собственная. И к сожалению, это произошло быстро. Всего через шесть лет.
Не скажу, что было четко сформированное ощущение, что мы следующие, но подобное предчувствие было. Во-первых, было очевидно, что Украина помогала Грузии. Это и поставки систем ПВО, которые принесли колоссальный результат, это и несколько групп сил специального назначения, что пытались сохранять в тайне и украинская, и грузинская стороны. Тогда стало понятно, что Украине за это что-то будет. И не только за это. Это был период условной смены власти. Президентом тогда был Медведев, который показал себя как серьезный ястреб, временный заменитель Путина. Было понятно, что что-то зреет. Я ощущал, но до конца не верил в 2014 год. В бытовых разговорах я говорил: ой, мы еще натерпимся, попьют они еще нашей кровушки. Но точного ощущения, как сказали моему коллеге Моторному, что мы – следующие, у меня на тот момент не было.
Грузинский конфликт был предвестником большой украинской войны. Сначала гибридной, а потом этой колоссальной. По военному потенциалу, по современности применяемых вооружений, ничего подобного не было ни в Афганистане, ни во Вьетнаме. По сути, мы сейчас являемся свидетелями прообраза новой масштабной войны XXI века, которую нам необходимо выиграть. Надеюсь, в том числе с помощью Грузии и грузинского народа.
To produce perfect books, these rules have to be brought back to life and applied.
To produce perfect books, these rules have to be brought back to life and applied.
Мне все стало понятно, когда в 2014 году начались классические сепаратистские заговоры, как это было и в Грузии. Другое дело, что там это имело некую этническую почву, у нас это было сугубо идеологическим. Но все это – звенья одной цепи. Не было бы российской агрессии в Грузии, вряд ли был бы 2014 год, аннексия Крыма, вторжение в Донецкую и Луганскую области. Не будь того, что произошло в 2014 году, вряд ли бы случилось 24 февраля 2022 года. История конфликтов учит, что они не возникают просто так на ровном месте. Есть определенные предвестники, маркеры, которые показывают, что все идет к этому. Мне до последнего не хотелось верить, что мы следующие. К сожалению, мы – следующие, и я боюсь, что не последние, если мы не выстоим. Но я уверен: мы выстоим.
